Эпистолярное послание как средство общения получило широкое распространение в 17 веке, в эпоху классицизма, и не утрачивало своего значения в более поздние времена.
Особую значимость, большую культурную ценность представляют письма общественных деятелей и творческой интеллигенции. Такие письма становятся "своеобразными документами эпохи" (3: 3), поскольку отражают духовную культуру их авторов, размышления, поиски ответов на многие волнующие общество вопросы.
Среди разнообразия видов писем внимание исследователей - филологов, культурологов, философов, психологов - привлекают дружеские письма, являющиеся неофициальным, частным средством общения. Это - один из основных, незаменимых биографических источников. Так, в частности, оценивает эпистолярное наследие Ф.И. Тютчева его первый биограф И. С. Аксаков: "Письма Тютчева, собранные вместе, стоили бы любого серьезного многотомного произведения … Он, Тютчев, просто - явление, явление общественное и личное, в высшей степени замечательное и любопытное для изучения" (1: 292, 294).
Большинство писем Ф. И. Тютчева написано по-французски и даются в переводе. Французский язык, на котором он говорил и писал блестяще, позволял ему достигать в эпистолярном общении подлинной виртуозности, но Тютчев, "говоривший и писавший по-французски свободнее, чем по-русски, неизменно сохранял удивительную чуткость к русскому языку" (Лев Николаевич Толстой). И, очевидно, не случайно в самые тяжелые для себя дни Фёдор Иванович обращается к родному языку и пишет по-русски простые, искренние письма, которые не предназначались для опубликования, для широкого круга читателей и не печатались при жизни автора: Василию Андреевичу Жуковскому (поэту, знавшему Тютчева еще ребенком, бывавшему в доме его родителей, поэтическим даром которого Тютчев восхищался) - после смерти первой жены, Александру Ивановичу Георгиевскому (члену редакции журнала "Русский вестник" и газеты "Московские ведомости", женатому на сестре Е. А. Денисьевой Марии Александровне) и Якову Петровичу Полонскому (поэту, близкому другу семьи Тютчева, который был сослуживцем Федора Ивановича по Комитету цензуры иностранной) - после смерти Елены Александровны Денисьевой, Ивану Николаевичу Тютчеву (отцу поэта) и Екатерине Львовне Тютчевой (матери поэта, урожденной Толстой), дочерям - Анне Фёдоровне Аксаковой, Дарье Фёдоровне, Эрнестине Фёдоровне, Екатерине Фёдоровне Тютчевым и Марии Фёдоровне Бирилёвой -, Ивану Сергеевичу Аксакову (писателю-публицисту, одному из идеологов славянофильства, издателю нескольких газет того времени, в 1966 года женившемуся на старшей дочери поэта Анне Федоровне Тютчевой), Михаилу Петровичу Погодину (товарищу Тютчева по Московскому университету, впоследствии известному историку, профессору Московского университета, издававшему журнал "Москвитянин", в котором Тютчев напечатал несколько своих стихотворений), Петру Яковлевичу Чаадаеву (философу, политическому мыслителю), Николаю Васильевичу Сушкову (литератору, автору ряда пьес, сборника стихов, рецензий, минскому губернатору, издавшему позже сборник исторических документов и произведений русских писателей, в том числе и некоторых стихотворений Тютчева, подготовившему собрание стихотворений Тютчева, но изданных уже после смерти Сушкова), Вацлаву Ганке (чешскому филологу, собирателю памятников древнеславянской письменности, профессору Карлова университета в Праге, одному из представителей культуры чешского национального возрождения) и другим.
Тютчевское эпистолярное наследие - не только свидетельство частной жизни поэта, но и замечательный памятник эпистолярного слова.
Дружеские письма Ф. И. Тютчева характеризуются ярким проявлением чувств, настроения их автора - экспрессивностью. Под экспрессивностью в работе понимается совокупность семантико-синтаксических признаков, которые обеспечивают способность языковой единицы выступать в коммуникативном акте в качестве средства выражения субъективного отношения говорящего к содержанию или адресату (См.: Лингвистический энциклопедический словарь 1990, с. 591).
Экспрессивна общая тональность писем, они отличаются искренностью, зачастую интимностью общения автора с адресатом, полны эмоций: сам автор их - "… духовный организм, тонкий, сложный и многострунный /…/ Это гармоничный инструмент, который вибрирует от малейшего дуновения" (5: 44), "… ум, постоянно голодный, пытливый, серьезный, сосредоточенно проникавший во все вопросы истории, философии, знания; душа, ненасытно жаждущая наслаждений, волнений, рассеяний, страстно отдававшаяся впечатлениям текущего дня…" (2: 387).
Эмоционально окрашены разнообразные языковые средства, используемые автором. Так, зачин, выполняя контактоустанавливающую функцию, имеет в своём составе: а) обозначение места написания, даты или времени года (в письмах Ф. И. Тютчева обязательны): Москва. Осень 1820; Москва. Осень-начало зимы 1821; Мюнхен. 7/19 июля 1836; Минхен. Сего 16/28 апреля 1843; Петербург. Четверг. Ноябрь-декабрь 1844; Петербург. Пятница. Март 1848; С.-Петербург. Понедельник. 16/28 ноября 1853; Овстуг. Августа 31-го. Суббота. 1846; Петербург. Начало января 1851; Петербург. Страстная суббота (27 марта 1871) и др.; б) обычно - обращение, которое, в первую очередь, устанавливает стилистическую тональность общения, выражает личное отношение автора письма к адресату, оценку адресата и, во вторую - формирует соответствующее отношение адресата - читателя к содержанию письма и его автору. Достигается это с помощью имен собственных или нарицательных - в сочетании с оценочными именами прилагательными (почтеннейший Иван Сергеевич (И. С. Аксакову), дорогой Юрий Фёдорович (Ю. Ф. Самарину), любезный Чаадаев (П. Я. Чаадаеву), любезнейший Гагарин (И. С. Гагарину), любезнейший Иван Сергеевич (И. С. Аксакову), дорогая графиня (А. Д. Блудовой)) или без них (Александр Иванович (М. А. Георгиевскому), Николай Васильевич (Н. В. Сушкову); с помощью нарицательных оценочных имен существительных в сочетании с притяжательными местоимениями (друг мой, Яков Петрович (Я. П. Полонскому), друг мой Александр Иваныч (А. И. Георгиевскому), друг мой, Иван Сергеевич (И. С. Аксакову)); с помощью оценочных имен прилагательных в сочетании с существительными (милый, дорогой друг (М. А. Георгиевскому), милостивый государь (В. Ганке), моя милая дочь (Е. Ф. Тютчевой), (Д. Ф. Тютчевой), (А. Ф. Аксаковой), милая моя дочь (Е. Ф. Тютчевой), моя милая Анна (А. Ф. Аксаковой), моя милая Мари (М. Ф. Бирилёвой), моя милая Китти (Е. Ф. Тютчевой), моё бедное, милое дитя (Д. Ф. Тютчевой)); с помощью уменьшительно-ласкательных имен существительных - собственных или нарицательных (милая моя кисанька, милая моя киска (Э. Ф. Тютчевой), любезнейшая маменька, любезнейшие папенька и маменька). Большинство из обращений не только называют, квалифицируют адресата, но и побуждают его к диалогу, многие ориентируют на интимизацию общения: любезнейший друг маменька (к матери), друг мой Яков Петрович (Я. П. Полонскому), моя милая дочь, моя добрая и счастливая Анна (А. Ф. Аксаковой) и др.
Называния адресата в частных письмах Ф.И. Тютчева зачастую носят комплиментарный характер (милостивый государь Василий Андреевич (обращение к В. А. Жуковскому), любезнейший Михайло Петрович (М. П. Погодину) и др.). Очевидно, называние адресата подобным образом - это дань этикету, поскольку обращение является "самым этикетным знаком" (6: 85), такие языковые номинации отражают сложные социокультурные отношения, имеющие глубокие корни в национальной традиции.
Несмотря на большие экспрессивные и стилистические возможности номинации собеседника (адресата письма), есть у Ф. И. Тютчева письма и без обращений (М. П. Погодину, П. А. Вяземскому, Э. Ф. Тютчевой, А. Ф. Аксаковой).
Об экспрессивности дружеских писем Ф.И. Тютчева говорит эмоционально-оценочная лексика, которую автор использует для оценки событий, самого адресата или другого лица, для выражения собственных чувств, признания адресату в дружбе, привязанности и т. д.: а) слова субъективно-оценочной семантики различных грамматических категорий: …обнимаю родную Марью Александровну (А. И. Георгиевскому); Надеюсь, однако, что не замедлю приятную мысль превратить в приятную существенность (М. П. Погодину); Никогда с таким рвением и удовольствием я еще не читывал - сочинение это всякому должно быть занимательно… (М. П. Погодину); Обстоятельства, любезнейший Михайло Петрович, эта самодержавная власть в нашем бедном мире не позволили мне все это время видеться с вами … Сердечно сожалею…(М. П. Погодину); эдакий ужас … страшно, невыносимо тяжело (А. И. Георгиевскому); … в моём тупом отчаянии (Я. П. Полонскому); Не вы ли сказали где-то: в жизни много прекрасного и кроме счастия. В этом слове есть целая религия, целое откровение… (В. А. Жуковскому); …Глубоко растрогало меня в твоих словах и соответствие наших мыслей… (Д. Ф. Тютчевой); Ах, милый друг мой, я очень несчастлив. Вам обоим несказанно преданный… (М. А. Георгиевской); нечто несказанно трогательное, добродушно-вежлив, гостеприимен и многие другие; б) возвышенная, архаичная лексика (бремя, пламень, ибо, дабы, поистине, буде и другие): Ибо, поистине, Руссо прав кто может сказать о себе: я лучше этого человека (М. П. Погодину).
Особую (не только экспрессивную, но и художественно-эстетическую) функцию выполняют в письмах Ф. И. Тютчева тропы и фигуры речи: …страшное бремя, жгучий камень, который давит и душит меня (А. И. Георгиевскому). Итак, роковой 52-ой год ознаменуется новым раутом. - Он всплывет, как розовый листок, над этим всемирным водоворотом…(Н. В. Сушкову); … И потому я не могу не верить, что свидание с вами в эту минуту, самую горькую, самую нестерпимую минуту моей жизни, - не слепого случая милость, Вы недаром для меня перешли Альпы… Вы принесли с собой то, что после неё я более всего любил в мире: отечество и поэзию…(В. А. Жуковскому); Сделайте одолжение, утолите мою жажду… (М. П. Погодину) и многие другие.
Усиливают эмоциональность, выразительность высказываний используемые в письмах деривационные и формообразовательные средства, среди которых - оценочные уменьшительно-ласкательные суффиксы: Николушка, Дашенька, маменька, старушка (матери); - морфемы со значением меры и степени проявления признака: пожелтее, постарее и другие.
Функцию выражения субъективно-модальных значений, выражения психических состояний, эмоций выполняют в письменных посланиях и
- междометные высказывания и специализированные оценочные конструкции: Ах, давай поговорим о другом…(Э. Ф. Тютчевой); Ах, да, если бы я мог… (Д. Ф. Тютчевой); Ах, что за напасть! (И. С. Гагарину); Ах жизнь, какой это сон! (Е. Н. и Е. Л. Тютчевым); О, что за ужас! (Э. Ф. Тютчевой); … Я прочёл недавно его стихи о Венеции, которые действительно очень хороши… Что это за язык, русский язык! (Э. Ф. Тютчевой); Но при всём том какое это ужасное время года! (Э. Ф. Тютчевой); Какой это благородный человек! …Я знаю вашу любовь ко мне… (Е. Н. и Е. Л. Тютчевым); Жизнь, жизнь человеческая, куда какая нелепость! Ох, простите… (И. Н. и Е. Л. Тютчевым);
- повторы: …Он очень был встревожен известием - до такой степени встревожен, что написал целых две страницы с половиною (Е. Н. и Е. Л. Тютчевым); … Ни один город не оставил во мне такой живой памяти. Ни один город не смотрит на посетителя такими чудными, человечески-понятливыми глазами … В самом деле, нельзя, посетив Прагу, нельзя не чувствовать на каждом шагу, что на этих горах, под полупрозрачною пеленою великого былого неотразимо и неизбежно зреет ещё большая будущность! (В. Ганке); О, приезжайте, приезжайте… Благодарю, от души благодарю вас! (А. И. Георгиевскому); …Судьба, судьба!… И что в особенности раздражает меня, что в особенности возмущает меня в этой ненавистной разлуке, так это мысль, что только с одним существом на свете, при всём моём желании, я ни разу не расставался, и это существо - я сам… Ах, до чего же наскучил мне и утомил меня этот унылый спутник (Э. Ф. Тютчевой); Пустота, страшная пустота… Сердце пусто - мозг изнеможен (А. И. Георгиевскому); В твоих словах я ощутил нечто столь нежное, столь искренно, столь глубоко прочувствованное, что - знаешь ли - мне почудилось, будто я слышу отзвук другого голоса… никогда в течение четырнадцати лет не говорившего со мной без душевного волнения, того голоса, что и по сей час ещё звучит в моих ушах и которого я никогда, никогда более не услышу… Спасибо, дочь моя, спасибо, что так со мной говорила… Глубоко растрогало меня в твоих словах и соответствие наших мыслей… Ибо в ту минуту, как ты писала мне, что с нетерпением ожидаешь, когда я скажу тебе, что ты мне можешь быть на что-нибудь полезна, - я говорил сам себе, я даже сказал это Анне, что если б что и могло меня подбодрить, создать мне по крайней мере видимость жизни, так это сберечь себя для тебя, посвятить себя тебе, моё бедное, милое дитя, - тебе, столь любящей и столь одинокой, внешне столь мало рассудительной и столь глубоко искренней, - тебе, кому я, быть может, передал по наследству это ужасное свойство, не имеющее названия, нарушающее всякое равновесие в жизни, эту жажду любви, которая у тебя, моё бедное дитя, осталась неутолённой (Д. Ф. Тютчевой);
- инверсия: О чем это я вам пишу, не знаю… И даже в смерти - не предвижу облегчения (А. И. Георгиевскому); Даже вспомнить о ней, вызвать её, живую, в памяти, как она была, глядела, двигалась, говорила, и этого не могу (А. И. Георгиевскому); быть может (Д. Ф. Тютчевой);
- экспрессивные обороты речи, в числе которых
- повествовательно-восклицательные высказывания: Волшебный город эта Прага! (В. Ганке); Но … писать я все-таки не могу, не хочу, - как высказать эдакий ужас! (А. И. Георгиевскому); И в какой надо было мне быть нужде, чтобы так испортить дружеские отношения! (И. С. Гагарину); …чего бы не дал я, чтобы увидеть тебя хоть на единый краткий миг. Как бы это успокоило меня! (Э. Ф. Тютчевой); Ах, покоя, покоя, во что бы то ни стало! (Э. Ф. Тютчевой); Ах, милая моя киска, когда же ты для меня станешь реальностью! (Э. Ф. Тютчевой); Как тяжко гнетёт моё сознание мысль о страшном расстоянии, разделяющем нас! … Как бы ты восхитилась и прониклась тем, что открылось моему взору в этот миг! …Однако нелепо пытаться передать эти ощущения. А как иные из них тягостны! (Э. Ф. Тютчевой);
- эмоционально-вопросительные предложения, риторические вопросы: Что обыкновеннее этой судьбы - и что ужаснее? (В. А. Жуковскому); Писать более не в силах, да и что писать?… (А. И. Георгиевскому); Если тебе нравится Прага, то что же сказала бы ты о Кремле! (Э. Ф. Тютчевой); …как высказать эдакий ужас (А. И. Георгиевскому); Не подлежит сомнению, что, будь я на исходной точке, я совсем иначе устроил бы свою судьбу, - но кто не говорит того же о своей (И. Н. и Е. Л. Тютчевым); Скажите, для того ли родился я в Овстуге, чтобы жить в Турине? (И. Н. и Е. Л. Тютчевым);
- утверждение через двойное отрицание: Не могу не верить в некое страшное колдовство…( Э. Ф. Тютчевой); Посетив Прагу, нельзя не чувствовать на каждом шагу, что на этих горах … неотразимо и неизбежно зреет ещё большая будущность! (В. Ганке);
- сегментированные, неполные и односоставные конструкции, выражающие глубокое потрясение пишущего: Все кончено - вчера мы ее хоронили…
Что это такое? Что случилось? О чём это я вам пишу - не знаю… Во мне всё убито: мысль, чувство, память, всё. Я чувствую себя совершенным идиотом.
… Страшно - невыносимо. Писать более не в силах, да и что писать? (А. И. Георгиевскому); …Мне с каждым днём хуже. Надо ехать, бежать - и не могу решиться… (Я. П. Полонскому); Что Дашенька? Где она и как её здоровье? (Е. Н. и Е. Л. Тютчевым);
- периоды: … Что же касается этой другой Европы, ещё более Западной, что касается Англии и Франции, что касается этой печати, органа общественного сознания, ставшей на сторону турок и полной бешенства и лжи, - в этом призвании к низости, в этом грязном Labarum, воздвигнутом против креста мнимыми христианскими обществами, во всём этом заключается нечто ужасающе роковое (Э. Ф. Тютчевой);
Письма Федора Ивановича Тютчева характеризуются высокой степенью диалогичности, организацией текста с ориентацией на адресата, несмотря на то, что эпистолярные послания являются в большей степени монологическими высказываниями: во-первых, направленностью на адресата, вниманием к его индивидуальным особенностям - в эпистолярном послании отмечается присутствие не только автора (адресанта) - компонента "я", но и собеседника - читателя (адресата) - компонента "ты"; во-вторых, ориентированностью на получение вербального ответа (или само является ответом), ориентированностью на переписку.
Средствами выражения этого являются:
1) побудительные, побудительно-желательные высказывания, предполагающие реагирование адресата в виде ответного письма или действия: Смею так же напомнить Вам и о других Вами мне обещанных, а особенно о Вашем сочинении. Если я не могу иметь Вас самих, то буду очень рад иметь Ваш силуэт (М. П. Погодину); О, приезжайте, приезжайте, ради Бога, и чем скорее, тем лучше!.. Сделайте это доброе христианское дело. Привозите с собою ее последние письма к Вам … (М. П. Погодину); Ах, покоя, покоя, во что бы то ни стало! (Э. Ф. Тютчевой); Ах, милая моя киска, когда же ты для меня станешь реальностью! (Э. Ф. Тютчевой);
2) вопросительные и вопросительно-побудительные высказывания: Что это такое? Что случилось? (А. И. Георгиевскому); …простите ли Вы мне, милостивый государь, что я Вас осмеливаюсь беспокоить просьбою дать знать кому следует о посылаемом курьере? (В. А. Жуковскому);
3) глаголы, глагольные сочетания, выражающие просьбу (прошу, предлагаю, советую, сообщите, пришлите, простите, сделайте одолжение): Если Вы кончили "Историю инквизиции", пожалуйста, пришлите мне ее (М. П. Погодину), или существительные (просьба, совет, предложение и др.);
4) вводные и вставные слова и конструкции: …знаешь ли (Д. Ф. Тютчевой); …впрочем, по правде сказать, разумеется... (Э. Ф. Тютчевой); Тут был, между прочим, перевод всего первого действия второй части "Фауста". Может статься, это было лучшее из всего (И. С. Гагарину); … она, бесспорно, единственная … (И. С. Гагарину); …Вот тебе добрые вести, не так ли? (Э. Ф. Тютчевой); …И здесь - поймите меня правильно - я говорю не о нравственности её представителей… (А. Д. Блудовой); … И от вас, - простите ли вы это требование, - и от вас я, вам чужой, почти вовсе не знакомый, жду и надеюсь утешения (В. А. Жуковскому);
5) высказывания с анафорическими словами, обозначающими конкретного адресата: Отсылаю к Вам, любезнейший Михайло Петрович, с моею полною благодарностью том Мерзлякова и два Жуковского и с покорнейшею просьбой одолжить меня, если можно, присылкою следующего тома Жуковского сочинений. Остальные Ваши книги не замедлю Вам доставить. Вы, шуткою, просили меня стихов. Я, чтобы отшутиться, посылаю Вам их… (М. П. Погодину);
6) элементы метатекста, представляющие собой оценку речи адресата или другого лица: Вы, вероятно, уже известились, что Тимашев, после долгих колебаний, решился наконец внести дело "Москвы" в 1-й департамент сената. Эта выходка поразила здесь всех или своею крайнею нелепостью, или своею крайнею наглостью. В самом деле, предложить сенату объявить преступным направление такого издания, которое постоянно и энергичнее всякого другого защищало все основные начала русского общества, те основные начала, гласное отрицание которых равнялось бы государственной измене, - это нечто близкое к безумию. Но что бы то ни было, сознательно или бессознательно, в вашем лице - и вы вполне достойны этой чести - брошен самый наглый вызов всему русскому общественному чувству и убеждению тою шайкой людей, которая так безнаказанно тяготеет над Россией и позорит государя… (И. С. Аксакову по поводу обращения министра внутренних дел в сенат с представлением о прекращении деятельности издававшейся И. С. Аксаковым газеты "Москва", в которой Иван Сергеевич выступил со славянофильских позиций с критикой деятельности царской администрации); Ещё недавно я с истинным наслаждением прочитал три повести Павлова, главным образом последнюю. Кроме художественного таланта, достигшего тут редкой зрелости, я был в особенности поражён возмужалостью, совершеннолетием русской мысли… Мне приятно воздать честь русскому уму, по самой сущности своей чуждающемуся риторики, которая составляет язву или скорее первородный грех французского ума. Вот почему Пушкин так высоко стоит над всеми современными французскими поэтами…(И. С. Гагарину).
Вместе с тем, с письмах Ф. И. Тютчева явно обозначены признаки монологической речи: сравнительная полнота конструкций, развернутость, последовательность изложения (исключения составляют крайне эмоциональные письма по поводу смерти близких), отбор языкового материала.
Анализируемые послания характеризуются разнообразием обсуждаемых тем, свободой выбора содержания (частная жизнь, общественно-политические проблемы, культурно-исторические события и т. д.).
Будучи блестяще образованным, истинным европейцем, прожившим в Западной Европе более двадцати лет, Ф.И. Тютчев, постоянно вращаясь в высших кругах иностранного общества, вел беседы со всеми светилами науки и искусства того времени. Несмотря на свою ироничность, в свете он был кумиром, очень приятным и любезным человеком, его меткие высказывания, оценки тут же подхватывались окружающими. Он, хотя и видел низость и пошлость людскую, сомневался и страдал, тем не менее избегал оставаться наедине с самим собой, не находя успокоения своей душе: "… его душа ныла" (1).
Дружеская переписка Фёдора Ивановича свидетельствует о самобытности духовной природы мыслителя, которого волнуют вопросы литературы, истории, общественно-политические, социальные и многие другие проблемы.
Одна из главных тем тютчевских писем - политика: Только намеренно закрывая глаза на очевидность, дорогая графиня, можно не замечать того, что власть в России - такая, какою ее образовало ее собственное прошедшее своим полным разрывом со страной и ее историческим прошлым, что эта власть не признает и не допускает иного права, кроме своего, что это право - не в обиду будь сказано официальной формуле - исходит не от бога, а от материальной силы самой власти и что эта сила узаконена в ее глазах уверенностью в превосходстве своей весьма спорной просвещенности. Переберите одного за другим всех наших государственных и правительственных деятелей, прислушайтесь к их словам, вникните в саму суть их убеждений, и вы найдете, за одним или двумя исключениями, что у всех, даже у лучших, по-видимому, нет иного credo, кроме того, о котором я только что сказал … Одним словом, власть в России на деле безбожна, ибо неминуемо становишься безбожным, если не признаешь существования живого непреложного закона, стоящего выше нашего мнимого права, которое по большей части есть не что иное, как скрытый произвол" (А.Д. Блудовой. Петербург. 28 сентября 1857).
Примечательно, что, несмотря на то, что привычки, вкусы, духовные потребности Тютчева были сформированы западной цивилизацией, "не только не угасло в нем русское чувство, а разгорелось в широкий, упорный пламень - но еще, кроме того, сложился и выработался целый твердый философский строй национальных воззрений" (1: 294). "Тютчев был - как отмечал И.С. Аксаков, - не только самобытный, глубокий мыслитель, не только своеобразный истинный художник-поэт, но и один из малого числа носителей, даже двигателей нашего русского, народного самосознания" (1: 292).
Судьба России, её индивидуальность, настоящее и будущее России - предмет постоянных размышлений Ф. И. Тютчева: Разложение повсюду. Мы двигаемся к пропасти не от излишней пылкости, а просто по нерадению. В правительственных сферах бессознательность и отсутствие совести достигли таких размеров, что этого нельзя постичь (Из письма дочери Марии Федоровне в августе 1867г.). Великого русского поэта отличали не только энциклопедические знания, но и высокие идеалы, любовь к отечеству, своей Родине, вера в её великое будущее, в русский народ, его предназначение.
Рассматриваемые послания, все их структурные компоненты (дружеские письма Ф. И. Тютчева имеют традиционное для эпистолярного произведения построение: зачин, информационная и заключительная части), отражают особенности речевого этикета их автора как носителя достаточно высокой общей и речевой культуры, например,
- при выражении извинения, благодарности: Любезнейший Гагарин, вы заслуживаете премию добродетели за вашу снисходительную и неизменную дружбу ко мне и за то, как вы ее доказываете. По сделанному подсчёту я получил от вас за последнее время два добрых и прекрасных письма, доставивших мне всё то удовольствие, какое я могу получить от писем, и две русские книги, просмотренные мною со всем интересом, какой я способен ещё проявлять к печатному слову. И за все эти благодеяния я не выразил вам своей признательности, не подал даже ни малейшего признака жизни. Сознаюсь, - это низко, но пусть это вас не расхолаживает. Пусть ваша дружба окажется выше моего молчания, ибо это молчание, как вам хорошо известно, так мало соответствует моему я, что скорее служит его отрицанием (И. С. Гагарину); сердечно сожалею и другие;
- выражении просьбы: Если вы кончили "Историю инквизиции", то, пожалуйста, пришлите мне ее. Эта книга абонированная, и я должен ее немедленно возвратить книгопродавцу. Смею также напомнить вам и о других вами мне обещанных, особенно о вашем сочинении. - Если не могу иметь вас самих, то буду очень рад иметь ваш силуэт (М. П. Погодину); …смею также напомнить… (М. П. Погодину); Сделайте одолжение, пришлите завтра с "Древностями" и "Pensees" de Pascal, буде вы их кончили (М. П. Погодину); Отсылаю вам, любезнейший Михайло Петрович, с моею полною благодарностию том Мерзлякова и два Жуковского и с покорнейшею просьбою одолжить меня, если можно, присылкою следующего тома Жуковского сочинений (М. П. Погодину); …Сделайте одолжение - утолите мою жажду. Пришлите продолжение "Исповеди". Никогда с таким рвением и удовольствием я еще не читывал. - Сочинение это всякому должно быть занимательно (М. П. Погодину); Покорно благодарю вас за "Элоизу" - и прошу вас - "Confessions"… (М. П. Погодину);
- выражении самооценки: Ваше последнее письмо доставило мне особое удовольствие, - не удовольствие тщеславия или самолюбия (такого рода радости отжили для меня свой век), но удовольствие, которое испытываешь, находя подтверждение своим мыслям в сочувствии ближнего… Тем не менее, мой любезный друг, я сильно сомневаюсь, чтобы бумагомарание, которое я вам послал, заслуживало чести быть напечатанным, в особенности отдельной книжкой. Теперь в России каждое полугодие печатаются бесконечно лучшие произведения… Но возвращаюсь к моим виршам: делайте с ними что хотите, без всякого ограничения и оговорок, ибо они - ваша собственность… То, что я вам послал, составляет лишь крошечную частицу вороха, накопленного временем, но погибшего по воле судьбы или, вернее, некоего предопределения. По моему возвращению из Греции, принявшись как-то в сумерки разбирать свои бумаги, я уничтожил большую часть моих поэтических упражнений и заметил это лишь много спустя. В первую минуту я был несколько раздосадован, но скоро утешил себя мыслью о пожаре Александрийской библиотеки. Тут был, между прочим, перевод всего первого действия второй части "Фауста". Может статься, это было лучшее из всего (И. С. Гагарину);
Вы, шуткою, просили у меня стихов. Я, чтобы отшутиться, посылаю вам их. Они, как увидите, довольно вздорны, но я утешаюсь по крайней мере тем, что это последние (М. П. Погодину).
Функцию самовыражения выполняют и заключительные части дружеских посланий Ф. И. Тютчева, содержащие просьбу ответить, пожелания, прощание, подпись (с возможным постскриптумом):
Прощайте, смотрите: не возненавидьте красоты - Тютчев (М. П. Погодину); …Впредь ограничусь прозою, тем охотнее, что она весьма достойна для предъявления вам моей преданности и уважения, с коим пребываю ваш покорный слуга Ф. Тютчев (М. П. Погодину);
Простите, дорогой Юрий Фёдорович, за всю эту болтовню - и счастливого пути. Тютчев (Ю. Ф. Самарину);
Что касается … но довольно собственных имён. Простите. Ф. Тютчев (И. С. Гагарину);
Рад и очень благодарен, что вы отменили поездку вашу к Троице. Надеюсь найти вас совершенно оправившимися… Душеньку Николая Васильевича обнимаю и еще раз благодарю за их прошлое и будущее гостеприимство. Простите. Целую ваши ручки (Е. Л. Тютчевой);
Целую ваши ручки, такие честные, и ещё раз благодарю вас за удовольствие, доставленное мне чтением вашего дневника. Тютчев (А. Д. Блудовой);
Да хранит тебя бог, дочь моя, и - тысячу нежностей всей семье (Е. Ф. Тютчевой).
Подпись автора, Ф. И. Тютчева, - это не только дань этикету, но и показатель личных отношений между адресантом и адресатом. В то же время она служит средством воздействия на адресата, средством поддержания, продолжения речевого контакта. Выбор подписи определяется главным образом характером личных отношений и степенью знакомства, близости, родства: Сердечно ваш Ф. Т. (А. Ф. Аксаковой); Сердечно твой Ф. Т. (Е. Ф. Тютчевой); Весь ваш Ф. Т. (А. Ф. Аксаковой); Вам душевно преданный Ф. Тчв. (И. С. Аксакову); Поручая себя вашей памяти и дружбе, с искренним почтением и преданностью честь имею быть, милостивый государь, ваш покойный слуга Ф. Тютчев (Вацлаву Ганке); Ф. Тютчев (матери; В. А. Жуковскому); Тютчев; Ф. Тютчев; ваш покорный слуга Ф. Тютчев; ваш покорный - Тютчев; весь ваш преданный Тютчев (М. П. Погодину); Весь ваш Ф. Тютчев (А. И. Георгиевскому); Ф. Тчв. (Н. В. Сушкову).
Личные письма Ф.И. Тютчева - при их политематичности и полифункциональности (дружеские послания поэта выполняют не только коммуникативную, но и информативную, эстетическую и другие функции) - отличаются большой эмоциональностью и характеризуют их автора как носителя высокой общей и речевой культуры, творчески использующего многообразные средства языка, его экспрессивные возможности. Все это является тем более значительным применительно к человеку, прожившему лучшие свои годы - с 18 до 40 лет - (22 года!) вдали от Родины, женившемуся там дважды (и всякий раз на иностранках), ставшему отцом семейства, но сохранившему любовь и к России, и к русскому языку, русской словесности (подавляющее большинство стихов написаны Ф. И. Тютчевым на русском языке), почти не слыша русской речи, не имея возможности общаться на родном русском языке.
1. И. С. Аксаков. Фёдор Иванович Тютчев (биографический очерк) (Печ. (в сокращ.) по: Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика. М., 1981) // О, вещая душа моя. Стихотворения. Переводы. Размышления о поэте. М., 1995. С. 292 - 346.
2. И. С. Аксаков. Из "Биографии Фёдора Ивановича Тютчева" // Ф. И. Тютчев. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников / Сост. Л. Н. Кузиной. М., 1988. С. 379 - 388.
3. Н. И. Белунова. Дружеские письма творческой интеллигенции конца 19 - начала 20 века (Жанр и текст писем). СПб., 2000.
4. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В. Н. Ярцева. М., 1990.
5. Ф. И. Тютчев. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников / Сост. Л. Н. Кузиной. М., 1988.
6. Н. И. Формановская. Употребление русского речевого этикета. М., 1984.
Опубликовано в сборнике научных трудов "Русский язык: вопросы теории и методики преподавания." - Сургут, 2005. С. 103-117
